Перезревшие абрикосы под ногами, виноград над головой, блюдо с инжиром на столе — привычный повод для сожалений вроде: «И как же угораздило меня с моим умом и талантом родиться в Москве, а не там, где зреют апельсины, черносливы и маслины, фиги и так далее!?». Или... срезаешь лепесток мяса с запеченной в углях бараньей ноги — под ржавой корочкой таится бело-розовая плоть агнца — и размышляешь о бренности всего сущего (ведь барашек еще утром...и вот на тебе...). Но мидии в укропно-рокфоровом соусе придают размышлениям некоторую игривость, не исключающую, однако, философских обобщений. Шокирующее визуальное бесстыдство нейтрализуется деликатностью вкуса, убедительно подтверждая максиму режиссера Дзефирелли: «Форма и содержание чрезвычайно редко соответствуют друг другу». Но бутылка крымского «Рислинга» своей водянистостью и уксусной кислотой убивает гармонию ночного бытия и помимо длительной оскомины и последующей изжоги сопровождается возмущением: «У кого же язык повернулся назвать эту кислятину «королем белых вин»? И что это за королевство, если правят им такие короли?».
Искушенному человеку вполне очевидна глупость поиска благородных кровей на просторах нашей бывшей родины. Ответ надо искать не в Крыму, а в Эльзасе, в маленьких солнечных городках, протянувшихся вдоль Вогезских холмов, в крошечных — на пять-шесть столиков — winstubs. Белые стены, черные балки, красные клетчатые скатерти и блондинки с тонкими щиколотками, с грациозностью кошек протягивающие меню.
О, эльзасские меню достойны отдельной песни! Французские аксан графы и аксан сирконфлексы — кокетливые опознавательные знаки галльского алфавита — перемежаются жесткими немецкими умляудами. Французский поросенок в желе (la tete de porc en gelee) при ближайшем знакомстве трансформируется в немецкий пресскопф (presskopf). И тарелка с le bаckeofe (картофель с маринованными бараниной, свининой и говядиной) заставляет вспомнить баварский ресторан, где почти то же самое сопровождалось, правда, не вином, а черешневым шнапсом. Словом, заимствования налицо. Но кто начал первым, не разберешься даже за бутылкой Riesling d`Alsace.
Известна страсть Германа Геринга к бордо, всего за несколько памятных миру лет собравшего роскошную винную коллекцию. Но отчего-то не вспоминают его непоколебимый тезис: «Эльзас должен быть немецким уже потому, что здесь есть рислинг!». Парадоксальность подобной точки зрения, — дался ему Эльзас, ведь рядом в Саарланде тоже давят рислинг! — подтверждает наличие тонкого вкуса у кровожадного рейхсмаршала. Немецкие рислинги и эльзасские рислинги вроде бы одно и то же, да... не то. Жан-Пьер Краузе — наблюдаете в имени винодела те же заимствования? — разъяснил мне, чем они разнятся: «Немцы позволяют себе баловаться с сахаром, а мы — нет. Их винограду явно недостает солнца. Представляете, средняя температура летом — +19 °С! Опять же часто идут дожди. Потому виноград у них слишком деликатный и с очень низким содержанием сахара. На стол подать можно, а вот вина не получится. Потому они еще до начала ферментации в сок добавляют сахар. Чтобы градус повысить».
Так вот откуда у немецкого народа любовь к полусладким и полусухим винам! А виноградникам на склонах Вогезов и солнечного света, и тепла хватает в избытке. Шептализация (добавки сахара) здесь, как и по всей Франции, запрещена законом. Потому, сделав глоток местного рислинга, ощутив его благородную сухость, понимаешь, что такое аристократизм. Сбалансированный вкус, постепенно раскрывающийся букет, тонкий аромат — вот достоинство манер и поведения! Знакомство кажется немного суховатым, как, впрочем, и подобает в приличном обществе. Но завершается рандеву искренним восторгом. Уже не донимаешь себя пустыми вопросами, отчего горностаевая мантия наброшена на плечи рислинга.
Впрочем, благородное семейство эльзасских вин рислингом не ограничивается. Следом за ним я бы поставил Гевюрцтраминер (Gewurstraminer). Хотя, наверняка, найдутся оппоненты, готовые опровергнуть мою табель о рангах. Но, продолжая аналогии с высшим светом, Гевюрцтраминер представляется мне великосветским жуиром, расточающим сногсшибательные ароматы цветов и фруктов, но при более тесном знакомстве оглушающий тяжелым пряным вкусом. От столь резкого контраста теряешься, пытаясь разобраться в произведенном эффекте. Вот здесь и приходит «момент истины»! Одни становятся преданными поклонниками пряного траминера (так с немецкого переводится «гевюрцтраминер», слово, которое поначалу скороговоркой не произнесешь), что свойственно мужчинам. Женщины предпочитают вина с более легким и понятным характером. Например, эльзасский Мускат (Le Muscat d'Alsace) или Токай Пино Гри (Le Tokay Pinot Gris), чьи манеры не шокируют, а вполне соответствуют традиционным представлениям об изысканности, утонченности, богатстве вкуса и аромата, которые раскрываются пусть и постепенно, но первоначального впечатления не испортят. Сильванер (Sylvaner), Пино блан (Pinot Blanc), Пино нуар (Pinot Noire) — единственный, кстати, сорт красного винограда в Эльзасе, — также отмечены в любой винной карте эльзасских ресторанов. Но в один ряд с вышеперечисленными грандами их не поставишь. Интеллигентные, свежие, ароматные, но, увы, простоватые. А Эдельцвикер (Edelzwicker) — купаж нескольких белых вин, что для Эльзаса, специализирующегося на сепажных винах, абсолютно не характерно — и вовсе не стоило бы упоминать, если бы не авторитет Жана Пьера Краузе, ставшего моим гидом во время путешествия от Страсбурга до Кольмара, но требовавшего объективности рассказа. Выполняю данное ему обещание, однако рекомендовал бы, если однажды занесет вас в Эльзас, зайти в любой winstubs, присесть за стол, покрытый клетчатой скатертью, и заказать у блондинки с тонкими щиколотками... Да что угодно закажите! И замечу, не прогадаете, если все-таки начнете с бокала эльзасского рислинга.
