Праздное холостяцкое одиночество — вот, пожалуй, идеальная обстановка для того, чтобы «... достать бутылку "Латура", поставить ее на стол, покрытый льняной скатертью, и без спешки выпить у окна, распахнутого в палисад. Поднимешь бокал, посмотришь на свет и подивишься его черноте. Солнце в нем отражается, как в зеркале, но преломиться, пройти сквозь него не может...
Ловишь носом аромат, клубами плывущий над кромкой бокала. Вот и пригодился длинный нос мой, не раз осмеянный как жидовский и шляхетскую породу портящий! Захлебываешься смородиновым духом, но замечаешь, что глянцевые ягоды не сахаром присыпаны, а табаком пряным. В Трапезунде курды таким торговали. А вслед за смородиной поднимется мятый, жирный чернослив. Пожалуй, "ренклод"?! И вдруг всплывет и тотчас исчезнет нотка кожи, но успеваю вспомнить — так же сухо и тонко пахла лайковая дамская перчатка с шелковой оторочкой, найденная мной однажды в комоде отца, но маминому гардеробу не принадлежавшая...
Оторвешь нос от воспоминаний и сделаешь глоток, другой. Раскатываешь "Латур" во рту, растираешь языком о небо. А глаз уже по блюду скользит: что бы на вилку подцепить? Тянусь к пиренейскому окороку, пурпурными лепестками пиона опавшего на фаянсовое блюдо. Хамон из Кракова привезла Ванда. Презент, понятно, принял. А ты бы отказался? Клялся, что прежде дня ангела не прикоснусь. А как удержаться? Нынешний день будто бы и создан для благословенного "Латура": яблони зацветают, рукопись закончена, Ванда, хвала господу, на ночь осталась. А утром, слава богу, уехала. Словом, одно к одному. Душа спокойна. В сердце тихо. Когда еще все так удачно сложится?...»
Казимир Броницкий, живший в начале ХХ века, знал толк в вине и вкус жизни. Профессиональный винный критик, его дегустационные заключения читаешь как элегии. Писатель, в романах которого сама фабула замешана на алкоголе. Ремарк признавался, что кальвадос и арманьяк в его книгах появились после чтения Броницкого. А Морис Курнонски, основоположник Французской гастрономической академии, держал на столе его романы «Гимн холостяка» и «Винные облака», цитата из которого приведена выше. Поляку принадлежит еретическая, с точки зрения гастрономов-традиционалистов и медиков-диетологов, формула наслаждения: «К обильному столу подают столовые вина. Это не более чем фермент. А хорошее вино подают к настроению. Здесь достаточно ломтика на тарелке». Смерть Казимира Броницкого символична: поперхнулся глотком Puligny Montrachet. Рядом никого не оказалось. С великими винами он всегда оставался наедине...
Действительно, для хорошего вина нужна особая обстановка. Когда все, как говорится, путем: собака возле ног, жена — на курорте. Правда, есть и такие, кто в череде осеннего или зимнего ненастья выжидает тот редкий ясный день, когда можно «в вине прополоскать солнце». Совсем, мол, по-другому пьется. Наедине с самим собой и бутылкой, дождавшейся своего часа, своего луча солнца. Понятно, не всякое вино достойно такого отношения. Скорее философская, нежели гастрономическая масима «у человека должно быть будущее, у вина — прошлое» изначально определяет и выбор бутылки, и диапазон трепетного восприятия: чем длиннее история этого вина, тем чаще сердцебиение у человека.
Броницкий не случайно выбрал Chateau Latour, использовав дефиницию Томаса Джефферсона благословенный Латур. В отношении этого вина третий президент США, собравший под крышей Белого дома отличную коллекцию вин, иных определений не допускал. И кстати, встречи с Chateau Latour ожидал, как причастия. В устах человека глубоко религиозного подобная метафора дорогого стоит.
Великих много не бывает. В этом и заключается смысл любой иерархии. На вершине винного Олимпа Бордо только пять первоклассных Grand Cru. Среди них Chateau Latour. Одни называют его лучшим вином Медока, другие поднимают планку выше — лучшее вино Бордо (читай: Франции). Можно соглашаться или не соглашаться с этим, но как бы ни было, Chateau Latour достойно, чтобы ради него ломали и перья, и копья. Когда-то, кстати, на склонах Пойяка англичане и французы буквально ломали копья. Победили англичане. И башня, давшая название поместью, была выстроена в XVII веке на месте старой английской крепостицы. Башня и сегодня возвышается над виноградниками старинного Chateau Latour. Сегодня оно снова принадлежит британскому синдикату Allied-Lions. Но славой своей Chateau Latour обязано не столько британским владельцам, сколько климату, почве, традициям и, конечно, французским виноделам — людям с пытливым носом, взыскательным небом и умной головой.
Одна из особенностей Chateau Latour в том, что формируется оно дольше других вин региона. И живет едва ли не дольше всех. Только в бочках его выдерживают почти два года. А своего апогея оно достигает... Роберт Паркер, например, считает, что вина, разлитые до 1983 года, созревают через 15–40 лет, а все последующие — через 10–25 лет. «Только тогда распадутся дубильные вещества и откроются ошеломляющая сила вина, глубина и полнота его многочисленных достоинств».
Традиционные для Бордо сорта винограда виноделы этого хозяйства комбинируют по-разному: «каберне-совиньон» (75–80%), «мерло» (10–20%), «каберне-фран» (4–10%), «пти вердо» (1–5%). Процентное содержание определяется степенью зрелости винограда. Каждый сорт зацветает и созревает в разное время. Один виноград собрали, а другому еще неделю зреть. Но затянут небо облака, польют дожди, и пиши пропало. Бывают годы, когда состав виноматериала существенно отличается от предыдущих лет. Например, в 1987 году в купаже не использовались ни «каберне-фран», добавляющий дополнительные оттенки аромату, ни «пти вердо» с его восхитительными пряными нотками. Не набрал солнца виноград (дождливым было лето), и виноделы рисковать не стали. Однако специалисты отметили у Chateau Latour 1987 «скрытный, но многообещающий букет с оттенками черной смородины, пряного дуба и трав». Проверить справедливость перспективной оценки можно будет лишь в 2010 году, когда по прогнозам энологов Chateau Latour 1987 достигнет пика зрелости. Подобных примеров, когда погода не предвещала доброго вина, но мастера Chateau Latour творили невозможное, множество.
Современное виноделие — это, конечно, стародавние традиции и каноническая рецептура. Но сохраняются они с помощью современных технологий и весьма серьезных инвестиций. Только на имени, пусть и громогласном, долго не протянешь. Сегодня французская лоза великолепно прижилась в Новом Свете. И сорта винограда, которые в Европе используют как добавки и нередко в очень малом количестве, в «новосветских» сортовых (!) винах проявили себя великолепным ароматом и отменным вкусом. Они успешно конкурируют на мировом рынке, формируют новый вкус, новую винную эстетику, наконец, новый стиль. Порой упрощенный, порой поверхностный, но неизменно яркий и оригинальный. И число поклонников этих вин неизменно растет. Кто рискнул бы прежде сравнивать французские вина с аргентинскими, чилийскими, калифорнийскими? Сегодня же это стало хорошим тоном. Понятно, Chateau Latour амикошоdством не оскорбишь. Но, если горную вершину нельзя унизить, ее можно покорить. И чтобы на вершине винного Олимпа по-прежнему было не многолюдно, в Chateau Latour вливаются огромные финансовые средства, чтобы на выходе ежегодно получать 200 000 ящиков вина непревзойденного качества.
Заглядываю в винный атлас Хью Джонсона: «Латур есть Латур! В Пойаке ему нет равных ни по стилю, ни по характеру!». Приблизительно с тем же количеством восклицаний отзывается о Chateau Latour Роберт Паркер в своей энцыклопедии «Вина Бордо». Такие люди восторгами не разбрасываются. Значит, под башней все спокойно. И ритуал остается неизменным: окно распахнуто в палисад, стол накрыт льняной скатерью, на столе бутылка Chateau Latour. Душа спокойна. В сердце тихо. Когда еще все так удачно сложится?